Какие могут быть психологические причины того, что людям нравится true crime?
Общей психологической причины не существует, разве что интерес к скрытому, запретному, к тому, что в обычных житейских отношениях отсутствует. Все преступные деяния и вся преступная активность имеют амбивалентное отношение. С одной стороны, это запрещено, непозволительно, не соответствует социальным нормам, а с другой стороны, кто-то же это делает, а значит, на это возникает интерес хотя бы посмотреть. В этой амбивалентности и возникает популярность. Но надо также сказать, что для каждой социальной и особенно возрастной группы мотив и интерес существенно отличаются и имеют разные последствия.
Например, для подростков этот интерес имеет высокие шансы перейти в зону экспериментирования, то есть познакомился, рассмотрел, вовлекся и сделал. С этой точки зрения данный контент имеет много прогностических рисков.
Может ли интерес к True Crime связываться с компенсацией или удовлетворением скрытых желаний в виде насилия или агрессии?
В психологии не принято гадать, может быть, а может не быть. Мы выстраиваем свои суждения на предположениях. Одна из гипотез, с которой можно связать популярность данного видеоконтента, состоит в том, что когда зрители просматривают его, он активирует у них достаточно сильные эмоциональные переживания. При этом человек, испытывая эмоции, остается в безопасности, в тех условиях, которые ему ничем не угрожают. Также надо сказать, что в современных социальных пространствах одной из проблем является переживание бесчувствия. Мы это называем эмоциональным отуплением. На этом фоне возникает запрос на более сильные переживания, которые можно получить в безопасных условиях. Также надо обратить внимание на то, что когда человек смотрит имитирующий видеоконтент, например, с игрой актёров, то меры и степени вовлечения существенным образом меньше. Эмоциональный отклик тоже ниже.
С чем может быть связан интерес к такому жанру?
Когда речь идёт о видеоконтенте, особенно таком, который содержит реальные детали, фиксированные фрагменты преступного деяния, то эмоциональный отклик во много раз больше. Именно за ним и отправляются люди, просматривающие этот видеоконтент.
Есть еще гипотеза, которую тоже стоит рассмотреть. Определенно у людей есть желания, которые категоризуются как социально неприемлемые и недопустимые. Вдруг появляется возможность их увидеть, или услышать о них, о том, что кто-то преодолел эту границу запрета и имел возможность это реализовать.
Здесь — самый большой риск. При многократном просмотре или погружении в такое пространство есть высокий риск выйти на собственный эксперимент и на воспроизведение этих деяний. С этой точки зрения социальные риски, таящиеся в зачастую инструктивной подаче, содержащейся в этом видеоконтенте, не могут не обращать на себя внимания, и особенно это небезопасно для подростков и групп младших школьников.
Есть формальные ограничения на возможности просмотра этого видеоконтента среди младших школьников, они достаточно хорошо известны. Но определенные детали и фрагменты воспроизводятся с такой эмоциональной точностью, что риск воспроизведения или риск подражательного действия очевидно увеличивается.
Надо задать вопрос какие эмоции в первую очередь активируют соприкосновение с данным контентом и, если вы обратите внимание, то большая часть этих эмоций очень амбивалентна. И те, кто смотрел, выражают это приблизительно так: страшно интересно, ужасно интересно.
Эта амбивалентность является эмоциональной зацепкой, которая вовлекает в действие. Повышается риск перенесения действий из наблюдаемого воображаемого в реальный. К этой амбивалентности легко присоединяются собственные фантазии. Если состояние человека психически неустойчиво, то эти фантазии будут развиваться уже на патологическом основании и создавать риски не просто деструктивного деяния, но и патологически деструктивного деяния.
