Автор рассматривает проблемы бытия, используя форму репортажа.
В первом репортаже участники встречи выразили каждый свое мнение о событиях, происходящих в стране.
Прошло пять лет и вновь встретились приглашённые читателем поэт, прозаик, публицист, критик, кроме журналиста. В этот раз вместо самовара и чая на столе появились бутылки и пестрые баночки с импортным пивом. Во второй встрече участники обсуждали события расстрела Советской власти и её законов. В этот раз читатель призвал творцов поэзии и прозы больше обращаться к умам людей через их душу и сердце и чаще поддерживать народ в той тяжелой ситуации, в которой оказалась страна.
За кружкой пива
Часть 2
Встреча 5 лет спустя
За столом, уставленным бутылками и пёстрыми баночками с импортным пивом, сидят приглашённые Читателем Поэт, Прозаик, Публицист, Критик. От прежнего состава нет Журналиста.
Читатель:
Прошло пять лет. Мы встретились опять.
Но я не буду, как тогда, молчать.
Сомнения мою терзают душу.
Скажите, почему все покатилось вспять,
Кто и зачем страну трясёт, как грушу?
Союз развален, свергнут прежний строй,
Вокруг царит преступная свобода.
Живые души обросли корой,
Чтоб защититься от большой невзгоды.
Что вы, властители народных дум,
Аккумуляторы всеобщих чувств и мнений,
Мне скажете? Как творческий ваш ум
Воспринимает время разорений?
Запутался совсем читатель ваш
В распущенном клубке противоречий.
Не помогает митинговый раж,
Не исцеляют храмовые свечи.
Была страна, порядок был в стране.
Пусть неказистый, мрачный, угловатый.
Пусть идеал — лишь слог витиеватый,
Но он же был. И в яви, не во сне.
А что сейчас?
Публицист:
Простите, перебью…
Два слова и не больше… Для начала.
Поговорить — и вы, и я — люблю,
Но сможем ли мы не жевать мочало?
Читатель:
Товарищи! Иль, может, господа?
Вы литераторы. Вас знают. Вы в почёте.
Политики — другие. Это да.
Но вы политику не создаёте?
Я понимаю: сеятель — народ.
А кто за всходами, как полевод,
Следит?
Критик:
Бывает и наоборот:
Писатель сеет, а читатель жнет.
Читатель:
Тем более. На пишущую рать
Возложено, быть может, Провидением
Обязанность не склоки разбирать —
Формировать общественное мненье.
Не зря же Бог даёт вам вдохновенье.
Так вот. К чему я речь свою веду?
По-моему, в том, что в стране творится
(Все знают нашу общую беду),
Есть ваша, литераторы, страница.
Я думаю, что там не приговор,
Но обвинительное заключенье.
И в нем отмечен каждый щелкопер,
Причастный к разрушенью, разоренью
Родной страны. Но, может, я не прав,
Своим сужденьем истину поправ?
Поэт:
Пожалуй, да. Ведь ежели возник
Страницы образ в мрачном переплёте
Великой книги Жизни, а не книг,
То будут две страницы в развороте.
На первой заголовок: «Подлецы»,
А на второй, как зов души, «Надежда».
На первой — негодяи и невежды,
А на другой — Отечества бойцы.
Читатель:
Согласен. Только, если бы бойцы
В час роковой невеждами не стали,
Предательство в зачатье разгадали,
Какие б это были молодцы!
Но кто-то затуманил им мозги,
Но поняли, что дело-то нечисто.
Пошло — поехало: друзья, враги…
Но здесь не обошлось без Публициста.
Публицист:
Позвольте, но одним мазком нельзя
Окрасить то, что разно, не едино.
И публицисты — не одни друзья,
А две враждующие половины.
Одних сманили сладким калачом
К себе в угоду горе-демократы.
Другие под запретным кумачом
Лишь отбиваются, как храбрые солдаты.
Но голос их, печатная строка
Забиты телерадиовещаньем.
С Останкино, с Олимпа, свысока
Нам тиражируют пустые обещанья.
Включите радио. Российскую волну.
(включает)
Вы слышите? Ведущий — наш знакомый.
Ещё вчера он песню пел одну,
Сейчас — другую. Хоть беги из дома.
Продался чёрту журналистский мир.
А мы его трибуну арендуем.
Газеты, и журналы, и эфир.
С Олимпа — спичка. Мы пожар раздуем.
Вот так мы и себя рекомендуем.
Поэт:
Жаль, журналиста нет. Задать вопрос
Мне о его пророчествах хотелось.
Чем объяснить возникший парадокс:
Поэзия сегодня — словно воск
Литературы и её опрелость?
И почему боятся, как огня,
Поэтов радикальные газеты?
Идёт погром, грабёж средь бела дня.
Контрреволюция, а не реформы это.
Я был и есть поэт и гражданин;
И ублажать не стану серенадой
Того, кто, как Отчизны верный сын,
За честь её идёт на баррикады.
Я марш и лозунг, песню и куплет
Вложу, как хлеб, в его мешок походный.
И пусть учёный чистоплюй-эстет
Мне под руку талдычит что угодно.
Прозаик:
А где ты это сделаешь и как?
Кто сломит новый книжный бум уродский?
Кто напечатает твои стихи, чудак?
Ведь ты не Евтушенко, не Высоцкий.
Один из них до хилого стишка
Всё обнародует в России ли, загранке.
Другой на всю страну исподтишка
Из подворотни пел, а не с Таганки.
А ты, чтоб книжицу свою издать,
Найди-ка спонсора, верней, ворюгу.
Похлеще цензора он даст понять,
Какие песни надо петь их кругу.
Иначе: вас не знаю, дружба врозь.
Носи свои сокровища в котомке.
Возможно, милость и швырну, как кость,
Но о тебе узнают лишь потомки.
Критик:
К чему все это может привести,
Понятно всем. Но мы давно привыкли
Сидеть у дяди сильного в горсти.
А дяди разные во властном цикле.
В горсти есть корм. Без корма жизни нет.
Но есть давление. Когда в кулак сжимают
Ту горсть, из нас как душу выжимают,
Становится немилым белый свет.
А кулаки хозяевам верны
И часто. Для угрозы или драки.
А в них мы не для тяжести нужны,
А чтобы грозно лаять, как собаки.
И видимость у мира создавать,
Что тот кулак — сама свобода.
Так помогаем мы жулью урвать
Кусок (и пожирней) из рук народа.
Надеемся, что от куска того
Достанется и нам на пропитанье.
И в зал Бетховенский увидеть Самого,
Быть может, пригласят на совещанье.
Прозаик:
Или подкупят премией какой,
Иль пенсию престижную назначат,
А то и орден щедрою рукой
На лацкан или платье присобачат.
Артисты и артисточки в ходу.
Их выставляют, как рекламу в зале,
Чтобы поклонники в страстей чаду
Их благодетелей партийных обожали.
Читатель:
Ну, что с них взять. Известно: лицедей —
Притворщик по ролям и сердца складу.
Набор ролей — набор чужих идей.
Иметь свои — ему едва ли надо.
Я выразился бы точней, прямей:
Властители, удерживая «Сивку»
(То бишь, неся как тягло лошадей),
Использует в политике своей
Его любовь к артистам, как наживку.
Сегодня прояснилось для меня,
Как брат ваш от слюнявой «перестройки»
Прошёл по полю клеветы, огня
До реформистской ельцинской помойки.
И очень жаль, что к жизни рождены
Опять, как встарь, враждующие классы.
На карте дружной некогда страны
Стран суверенных появились кляксы.
Власть заграбастал золотой телец,
Народом помыкают аферисты.
Россию-мать разграбили вконец.
И кто все это сделал? Коммунисты.
Поэт:
Вы, кажется, сказали невпопад
Вослед тому, что раньше говорили.
Читатель:
Нет, нет и нет! Я ошибаться рад,
Но беды коммунисты натворили.
Всмотритесь зорче: каждый демократ –
Вчерашний партократ. Невероятно!
«Что из того?» — иные говорят, —
Они герои: встали на попятный.
И общечеловеческих доктрин,
И ценностей букет вручили людям.
Что? Разве свет неоновых витрин
Не ярче звёзд кремлёвских будет?»
Пять лет назад, мне помнится, никто
Не думал, что завзятые партийцы
Заменят кожанку на бабское манто
И станут мистиками, как пифагорейцы.
А ведь случилось. Кто-то, видно, ждал
Того момента, чтоб его предали.
Чтоб коммунистом, поднырнув в скандал,
Он демократом вынырнул в финале.
Став демократом, бывший партократ
Российской Дунькой ехал за границу:
Мол, надо демократии учиться,
Чтобы дела пошли на старый лад.
Но за «бугром» наука всех наук, —
Как облапошить, сбросить конкурента.
Любой предприниматель, как паук,
Сеть ставит на добычу, ждёт момента,
Когда к нему в тенета попадёт
Соперник денежный, но лопоухий,
Чтобы себя избавить от хлопот,
Его он просто скушает, как муху.
Поэт:
Сравнение, затертое до дыр,
Но близкое и ясное для слуха.
Мир капитала — это хищный мир,
Россия, к счастью нашему, не муха…
Публицист:
Не муха… Но российские мужи,
Направленные на учёбу к янки,
Демонтажа Союза чертежи
Приволокли с собою из загранки.
За ними вслед пришли учителя
И благодетели: всё соросы и саксы.
Но застонала русская земля,
Услышав, как похрустывают баксы.
По этому проекту сатаны,
По чертежам развесистым, цветистым,
Поручен был развал, раздел страны
Им, партбилетчикам, и иже коммунистам.
Зюганов прав: нутро КПСС,
Как яблоко прожрали плодожорки,
Борисы, Михаилы и Егорки.
Подгнивший плод упал звездой с небес.
Но, слава Богу, яблоня жива.
Поэт:
Сегодня всех вас — я гляжу — заносит:
Рекою льются звонкие слова,
А смысл сказанного, словно ил заносит.
До ясности поэту дела нет.
Ведь чем туманней образ, тем прекрасней.
Но не одной загадкой жив поэт.
Он человек и кормится не басней.
В сумбурном разговоре за столом
Встаёт авангардистская картина:
Громад нагроможденье, хаос, слом,
Столпотворенье ужасов, погром…
Но быть всему должна первопричина.
Читатель прав. Ведь кто-то нас довёл
До наших неприятных разговоров.
Система свой показывает норов.
Мы следствиями завалили стол.
Уже итоги подводить пора
Из множества простых причин и следствий:
Знакомиться, как водится, с утра
С прогнозом явно непростых последствий.
Прозаик:
О прозе нашей жизни можно мне,
Хотя б короткое, замолвить слово?
Прошедших лет достаточно вполне,
Чтобы отсеять зерна от половы.
И пусть вокруг слова, слова, слова,
Пусть слово и моё не золотое,
Но у кого с мозгами голова,
Его заметят: слово не пустое.
С чего начать? Любитель эпохей
Наверное, ждёт кровавых сцен, баталий,
Борьбу идей, амбиций и регалий,
Но все обыденнее и глупей.
Была страна, и был порядок в ней,
Сказал нам взбудораженный читатель.
А ныне нет страны её дурней,
В ней слышен крик ругательств и проклятий.
Первопричина?.. Нет первопричин.
Из вечности условий и явлений
Встают твердыни, а на них — зачин
Других творений или разрушений.
И в том ряду — причины наших бед,
Как череда явлений и условий.
За ними тянется кровавый след,
А то и целые озера крови.
Вопросы есть.
Скажите, почему,
Вы спросите, в истории России
Такие все события косые,
Понятные лишь сердцу, не уму?
Но этак это, да и то — не так,
Все сдвинуто, все наперекосяк?
Не потому ли, что страна родная
Другим великим странам не под стать?
Просторная, степная и лесная,
Богатства — вот они — рукой подать.
Народ российский совестливый, славный
И терпеливый. Чудо — не народ!
Своей дорогой с Верой православной
Достойно в Царство Божие идёт.
Такой народ, доверчивостью странный,
Пытались силою к рукам прибрать
Грабительские орды Тамерлана,
И не одна наполеонов рать.
Вставала Русь святая в лихолетья
На битву с ворогом, на смертный бой.
Ее просторы — всех вязали сетью,
Победу нёс топор и кол любой.
От болевых симптомов, не щекотки
Моя страна порой кривила стан.
И если не было бинтов для ран,
Пускала в ход портянки и обмотки.
Все, что я говорю, известно всем.
Но сказанное — все ли раскрывает?
Мы нынче сами, как в сетях проблем,
Запутаны. И враг нас добивает.
Не коммунисты. Я уверен в том.
А партбилетчики, иначе — коммутанты.
Ещё точней — жульё и спекулянты,
Разворовавшие народный дом.
Давно известно: золотой телец
Кому-то в жизни не даёт покоя.
В исканиях хапуга ли, делец
Украдкой шарит и во сне рукою.
Завистливых и жаждущих натур,
Для коих, как бальзам душе, нажива
(И потому так ненавистен МУР),
Прельщала партия, КПСС, как диво.
Она формировала комсостав.
И рыскающие прекрасно знали,
Что тем, кто вовремя партийцем стал,
Зелёный свет для должностей давали.
А должность есть, так и возможность есть
Развлечься на кровати привилегий.
Как говорится, по чинам и честь:
И персональные оклады и «телеги».
«Партейцы» эти, выбившись в «вожди»
Тропой измены и политразврата,
Чтоб долларовые пролились дожди,
Легко перемахнули в «демократы».
Критик:
…Охаяли страну, честной народ,
Расклад житья, моральные устои,
Желая в завтра задом наперёд
Шагать. И не с котомкою пустою,
А захватить, уж если не пирог,
Так от него полакомей кусок.
С подачи подлой саксов и бернштамов
Ввести народ в долги и в долговую яму.
Имущество и землю распродать
Во избежанье всенародной кары,
Удрать в Форос, а то и на Канары,
Чтоб там — им бедным — счастья не видать.
…Прости меня, что влез в твой монолог.
Не думаю, что я тебе помог.
Но вот Читателю над «i» расставить точки.
Читатель:
Полезный состоялся разговор.
И все ж над «i» не точки, а крючочки.
А на крючочках вялится позор
Страны, разорванной на мелкие кусочки.
Позор — не вобла. Пиво — не угар.
Но раз уж пиво есть, а воблы нету,
Прошу попробовать вас закусь эту:
Сойдётся с ней баварский пивовар?
Как видно, лишь позором торговать
Способны мы на заграничном рынке.
А ведь когда-то русич без заминки
В борьбу вступал, чтоб честь отвоевать.
Но для борьбы большой ли нужен ум?
Неандертальца или ирокеза.
Сегодня же справляет свой триумф
Валюта, золото. Не сталь и не железо.
За тридцать сребренников продан был Иисус.
А за Россию дали подороже.
Иуда Горбачев не дует в ус,
Громила Ельцин безнаказан тоже.
Кто нас спасёт? Освободив от пут,
Кто выведет на верную дорогу?
Критик:
Наверное, сначала должен суд
Дать разрушителям России по острогу.
Быть может, кто-то большего хотел,
Когда в Москву вводил полки ОМОНов
И вёл прицельный танковый расстрел
Советской власти и её законов?
В своих прямых суждениях буду строг.
Преступникам дарую по острогу.
Острогов пусть в России будет много,
Но это лучше, чем страна — острог.
Читатель:
Я начал встречу, я и завершу.
Товарищи! (Останьтесь лучше ими
В быту, с людьми общаясь). Я прошу:
Господствуйте твореньями своими!..
Умы людей не властною рукой,
А логикой сердец, душой нетленной,
Добром держите, Словом ли, строкой
Восславьте наш народ во всей вселенной.
Достоин он земных ли только благ?
(Что толку в чреве?) Высших благ небесных.
Ему поможет, как победный флаг,
В пути большом призыв и стих, и песня.
Испейте пива пенного глоток!
Хочу, чтоб мы скорей расстались с Борькой,
Чтоб не пришлось нам лет через пяток
От горькой жизни приобщиться к «горькой».
Все присутствующие поднимают кружки и баночки с пивом.
