Начиная с 2020 года (в связи с пандемией covid-19) многие эксперты, политики, менеджеры активно заговорили о том, что мир вошел в состояние "деглобализации". Под деглобализацией, как правило, понимают разрыв глобальных производственно-торговых цепочек, упадок мировой торговли (в том числе, в связи с нарастающей геополитической напряженностью), рост протекционизма и т.п.
Глобализация сегодня
Разумеется, подобные разговоры появились не на пустом месте. Отношение к глобализации, в том числе в странах ОЭСР (и особенно в США) сильно изменилось. При президенте США Бараке Обаме США планировали возглавить два крупных торговых блока (Транстихоокеанское партнёрство и Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнёрство). Считалось, что эти два крупных торговых блока позволят поддержать ведущую роль США в мировой экономике.
Однако уже в ходе предвыборной кампании 2016 года настроения сильно поменялись. Кандидат в президенты США и бывший Государственный секретарь США Хиллари Клинтон (а не только Дональд Трамп) высказывала сомнения относительно полезности для США Транстихоокеанского партнёрства (ТПП). Тренд в сторону большей экономической изоляции и протекционизма был очевиден уже тогда. В январе 2017 года США окончательно отказались от присоединения к ТПП. Сам проект, тем не менее, сохранился, но без участия США
Но крен в сторону экономического изоляционизма происходил в США на фоне геоэкономической экспансии Китая. В начале 2010 годов Китай начал активно развивать свой проект "Пояса и пути", создавая вокруг него соответствующую торговую, логистическую и денежно-кредитную инфраструктуру. По сути, слово "путь" подразумевает, что речь идет о новом Шелковом пути. Таким образом можно сказать, что геоэкономическое отступление США протекало на фоне наступления Китая. Сегодня отказ от ТПП многими критикуется в США на том основании, что это ослабило позиции США в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но усилило позиции Китая (который параллельно запустил свой проект под названием Всестороннее региональное экономическое партнёрство).
Однако непопулярность торговых соглашений, критическое отношение к глобальному аутсорсингу и офшорингу еще до победы Дональда Трампа стало в Соединенных Штатах настолько сильным, что, вероятно, других вариантов, кроме как начать протекционистскую политику (параллельно отказываясь от глобальных торговых соглашений) у любого президента США не было. Немаленькая часть жителей США стала рассматривать глобализацию как проект, причиняющий ущерб рабочим местам и местным сообществам, способствующий деиндустриализации страны и т.д. Неплохим индикатором этого отношения является то, что действующий президент США Джозеф Байден избегает каких-либо переговоров о глобальных торговых соглашениях. В Азиатско-Тихоокеанском регионе администрация Байдена ограничилась проектом под названием Индо-Тихоокеанская экономическая структура (IPEF). Данный проект не предполагает каких-либо торговых преференций для его участников. Множество экспертов пока не смогли понять, какую цель преследует администрация Байдена, по сути, предлагая формат сотрудничества, который не облегчает доступ на рынок США.
Тем не менее, в администрации Байдена понимают, что невозможно конкурировать с Китаем, строить различные геополитические союзы и альянсы вообще не предлагая никаких экономических выгод своим действующим и потенциальным союзникам. Поэтому администрация активно говорит о возможности реализации такой геоэкономической модели как "френдшоринг" (то есть создание производственно-торговых цепочек исключительно с союзниками). Но, по правде говоря, США до сих пор мало что сделали для этого. По мнению многих политиков из дружественных или относительно дружественных США стран, администрация Байдена проводит еще более протекционистскую и даже неомеркантилистскую (меркантилизм - экономическая доктрина, предполагающая активное использование протекционистских мер) политику. В частности, в США принят Inflation Reduction Act (IRA), который по мнению ряда экспертов и политиков может спровоцировать торговые войны, гонку субсидий, а значит и много противоречий между геополитическими союзниками.
Еще до победы Дональда Трампа, пандемии, роста геополитической напряженности, нарастания противоречий с Китаем в США были слышны голоса, которые призывали к использованию такой модели как "оншоринг". Данная производственно-торговая модель предполагает, что страна должна производить у себя то, что ей критически необходимо. Это важно как для создания рабочих мест, так и для национальной безопасности. В частности, различные критические товары и технологии должны воспроизводиться только "дома". Во многом именно такую политику и начала активно проводить администрация Байдена, в частности это отчетливо проявилось после принятия The CHIPS and Science Act (данный закон предполагает субсидирование строительства и эксплуатации заводов по производству полупроводников). США также убедили тайваньскую корпорацию TSMC начать строительство производственных мощностей в Аризоне (несмотря на некоторое сопротивление на самом Тайване). Разумеется, такая политика отчасти может свидетельствовать о деглобализации, так как именно США были лидером той глобализации, при которой жил мир все последние десятилетия. И, так как США все больше задумываются о внутреннем производстве, внутренних субсидиях, применяют разные открытые и скрытые протекционистские меры, мы можем задуматься о том, что знакомая нам глобализация завершилась. Однако в экономике и политике всегда не все так просто. Поэтому имеется необходимость глубже разобраться в происходящем.
В очень сложно устроенном мире крайне сложно подгонять окружающую нас действительность под какие-то ограниченные характеристики. Например, схема "глобализация-деглобализация" выглядит некоторым упрощением. Во-первых, США и раньше активно прибегали к протекционистским барьерам. В частности, администрация Джорджа Буша младшего в 2002 году ввела временные, но достаточно высокие тарифы на сталь (в соответствии с законом о торговле 1974 года). Исключение предполагалось в частности для стран НАФТА (сегодня - USMCA) Канады и Мексики и ряда др. стран. То есть основное исключение было сделано для стран-соседей США (в соответствие с другой моделью, которую называют ниаршорингом, когда близлежащие страны не затрагиваются торговыми ограничениями).
Второе, несмотря на появление ВТО (преобразованное из ГАТТ) разные страны мира активно прибегали если не к тарифным, то к различным нетарифным ограничениям и мерам поддержки своих отраслей (санитарные меры, субсидии). Активно использовались и различные антидемпинговые механизмы, компенсационные пошлины в целях защиты внутренних рынков. После кризиса 2008-2009 годов протекционистские настроения в мире усиливались, а в рамках Большой двадцатки шли активные дебаты по поводу границ свободной торговли. Но даже до кризиса 08-09 страны далеко не всегда могли договориться друг с другом. Например, Дохийский раунд торговых переговоров в рамках ВТО (начавшийся в 2001 году) вполне можно считать провалившимся, так как страны-участницы в целом не смогли договориться по барьерам в сельскохозяйственной отрасли. Кроме того, у такого важного члена Европейского Союза как Франция также всегда была особая позиция. Франция всегда, а не только лишь сегодня призывала к защите европейской промышленности (по сути, европейскому протекционизму), и часто выступала против либерализации международной торговли. В США, несмотря на то, что администрация президента Барака Обамы стремилась к заключению глобальных торговых соглашений, раздавались голоса (и они только усиливались), что США не просто могут, но обязаны предпринимать меры по ограничению аутсорсинга и оффшоринга. Однако, несмотря на все это, период, который охватывает примерно последние 40-50 лет все равно называют глобализацией.
Поэтому мы не можем однозначно утверждать, что протекционизм, экономический национализм и региональный промышленный патернализм это явления, которые появились в последние годы. В последние годы они лишь обострились. По этой причине надо более глубоко вникнуть в те явления, которые мы наблюдаем сегодня. Только лишь роста протекционистских настроений крайне мало, чтобы можно было с уверенностью сказать, что мир находится в состоянии деглобализации. Кроме того, недостаточно сказать только об экономических факторах. Требуется уделить некоторое внимание геополитическим вопросам и вопросам национальной безопасности.
История развитии глобализации
Многие экономические историки сравнивают нашу современную глобализацию с глобализацией, которая началась в XIX веке (в 1860 годы примерно) и которая завершилась с первой мировой войной. Но, на наш взгляд, такие сравнения не всегда учитывают время. Во-первых, наша современная глобализация началась после двух кровавых мировых войн. Во-вторых, она во многом базировалась на послевоенных институтах (Бреттон-Вудских), которые были созданы при активном участии США. В-третьих, в 20 веке существенно расширились логистические возможности (это крайне важный фактор). В логистическом плане современная глобализация основана на контейнерах, изобретателем которых считают Малкольма Маклина. В-четвёртых, мир после окончания Второй мировой войны долго подходил к глобализации, но ее настоящий рывок случился с момента активного вхождения Китая в международную торговлю (с его большим количеством рабочих рук, стремлением к индустриализации и вообще к широкой модернизации страны после сложных испытаний в XX веке).
Таким образом, наличие международных финансовых институтов, новые логистические возможности, огромный потенциал Китая (готового первоначально играть по правилам США) привели к тому, что производство в Китае стало крайне выгодным. Тогда как США пережили крайне сложные 70 годы (стагфляция, крушение старой кейнсианской модели, окончательный отказ от роли золота в международных сбережениях и расчетах). Китай очевидно выглядел как новая возможность. В отличие от Японии, которая конкурировала с США на промышленном поле, Китай был готов принимать американские корпорации, по сути, развиваясь первоначально исключительно за счет прямых иностранных инвестиций. Благодаря этому возникла принципиально новая модель, которую сегодня называют "farshoring" (производство вдали от родных берегов). По сути, farshoring (наряду с ниаршорингом, который предполагает размещение производств в близких географически странах) является разновидностью оффшоринга (то есть размещение производственных и иных операций в третьих странах).
Эти процессы привели к удлинению и усложнению производственно-торговых цепочек. И, безусловно, длительное время приносили серьезную выгоду бизнесу и населению. Но они же впоследствии создали новые трудности для США и других стран ОЭСР, чье экономическое влияние в мире стало снижаться в пользу развивающихся стран. Постепенно стали накапливаться опасения, что "коллективный Запад" (как любят выражаться в России) теряет свои позиции. Китай осваивал все новые отрасли производства в сфере высоких технологий, начал активно инвестировать по всему миру, скупать компании, объекты инфраструктуры (особое опасение среди западных аналитиков вызывает скупка долей в портовых компаниях) и тд. Многие традиционные союзники США (в частности, страны Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива) начали получать больше прибыли от торговли сырьевыми ресурсами в Азии. В частности отрасль сжиженного природного газа Катара выросла во многом за счет торговли с азиатскими странами (некоторые страны юго-восточной Азии также развивались во многом за счет географической близости с Китаем). А Саудовская Аравия даже не скрывает, что ее основным экспортным рынком становится Китай. Кроме того, Китай стал очень близко подходить экономически и геополитически к Латинской Америке, которой США в реальности уделяли не так много внимания, чем Китай начал активно пользоваться. В США же (фактор внутренней политики) обострились споры о деиндустриализации экономики и прекаризации общества (прекариат - слой населения с нестабильной и малооплачиваемой занятостью). Как республиканцы (например, сенатор Марко Рубио), так и демократы (например, член Палаты представителей Ро Ханна) увидели напряжение в обществе по поводу происходящего, и теперь активно призывают к промышленному ренессансу. В частности, конгрессмен Ро Ханна является, можно сказать, представителем Силиконовой долины (сектора информационных технологий), но перед промежуточными выборами 2022 года он совершил поездки по штатам, которые понесли потери из-за аутсорсинга и оффшоринга (переноса производственных и иных операций в Китай).
Таким образом, на данный момент мы являемся свидетелями роста опасений за благополучие и безопасность западных стран. Китай становится геополитически достаточно сильным (хотя корректно оценить его военно-геополитический потенциал сложно, но в любом случае рост влияния Китая вызывает опасения). Также Китай пытается осваивать все более сложные компетенции двойного назначения (применяемые в военном секторе, в том числе). Это вызывает отчасти вполне объяснимые опасения в США, которые пытаются подтолкнуть всех своих западных и незападных союзников к активному противостоянию Китаю (например, настаивают на расширении экстерриториального экспортного контроля, чтобы ограничить попадание в Китай самых современных полупроводников и оборудования для их производства) . Мы не можем точно знать о планах Китая в отношении Тайваня, но, поскольку в Китае не скрывают, что хотят воссоединения с Тайванем, это стало поводом для субсидирования строительства полупроводниковых заводов в США. Также у США вызывает опасение, что Китай может взять под свой контроль важные торгово-морские пути, в том числе речь идет уже и об Ормузском проливе (стратегически важная точка в плане перевозки сырьевых ресурсов).
Тенденции к деглобализации
Можно ли назвать это деглобализацией? Если понимать под ней достаточно жесткое разъединение производственно-торговых цепочек, то, скорее, пока нет. Потому что цепочки поставок из Китая продолжают играть крайне важную роль в мировой экономике. Когда в США в 2021 году начался рост инфляции (в том числе по причине заторов в портах и простаивания заводов в Китае), то в первую очередь стали говорить именно о том, как важно возобновить нормальную работу этих цепочек поставок из Китая. Несмотря на "торговые войны" Дональда Трампа американский бизнес стремился быть в Китае, а также получать товары из Китая. При Джозефе Байдене в этом плане мало что изменилось. Даже на фоне разговоров о принудительной трудовой эксплуатации в Синьцзян-Уйгурском автономном районе
Если же мы под ней понимаем технологические войны (в сфере полупроводников, искусственного интеллекта, зеленых технологий), то в этой области все намного сложнее, так как США явно взяли курс на технологическое разъединение с Китаем (итоги этого противостояния мы увидим позднее). Безусловно, мы вполне можем сегодня говорить о росте "технологического протекционизма", направленного на ослабление конкурента. Элемент "технологической деглобализации" скорее всего сегодня можно смело констатировать, так как речь идет уже не просто о конкуренции и защите своего рынка, а о достаточно агрессивных мерах, направленных на ослабление китайской высокотехнологичной промышленности.
Однако вряд ли мы можем говорить о широкой деглобализации. Если все же США пойдут по пути тн. "френдшоринга" (то есть создания новых цепочек поставок только с дружественными или относительно дружественными странами), то в любом случае глобализация частично сохранится, так как сохранятся длинные цепочки поставок (например, с Индией, Вьетнамом, Индонезией, Японией, Австралией и тп). Кроме того, в ближайшее время вряд ли можно будет преодолеть зависимость от Китая в части редкоземельных металлов (Китай во многом занимает доминирующее положение в этой сфере, что вынуждает продолжать активную работу с Китаем). К тому же можно видеть, что США далеко не во всем могут убедить страны Европейского союза, которые не готовы слишком масштабно рисковать торговлей и инвестициями (визит канцлера Германии Олафа Шольца и представителей немецкого бизнеса в Китай ярко это показывает).
Скорее, мы можем сегодня сказать о кризисе глобализации (на фоне внутреннего политического напряжения в развитых странах, геополитической напряженности, технологических войн, санкционных войн и тп). Но, глобализация вполне может не прекратиться, а стать более сложной, многоаспектной. Вероятно, старые глобальные порядки разрушаются, чтобы на их месте появилась новая глобализация с более серьезной ролью таких стран как Индия, Индонезия, Бразилия, Австралия. Могут начать играть новую роль и страны Персидского залива, которые сохраняют формальный нейтралитет в международных спорах, но тем ценнее может оказаться их будущая роль.
В XIX веке мир вряд ли был настолько взаимосвязанным как сегодня. Точнее, почти наверняка он таким не был. Но сегодня, после десятилетий развития информационных технологий, логистики, крайне сложно разорвать мир по кусочкам и свести на нет развитие глобализации. Однако глобализация вполне может перестать быть "неолиберальной", как называют ее некоторые эксперты, например, Рана Форухар. Под неолиберализмом часто понимают дерегулирование, отказ от промышленной политики, социальной политики, финансиализацию экономики и тп. Возможно, после всех бурь, с которыми мы сегодня столкнулись, глобализация станет более гармоничной и больше ориентированной на потребности местных сообществ, но при этом сравнительные преимущества (термин, который характеризует ситуацию, в которой страны специализируются на производстве тех товаров и услуг, которые они могут произвести с меньшими издержками) в мировом обмене сохранятся.
Глобализация и Россия: неоднозначное влияние
Глобализация - это процесс, в результате которого страны становятся все более взаимосвязанными в экономической, политической, социальной и культурной сферах. Этот процесс оказал неоднозначное влияние на Россию.С одной стороны, глобализация дала России новые рынки и возможности. В 1990-е годы, после распада СССР, Россия максимально начала открываться для мировой торговли и инвестиций, а в 2012 году присоединилась к Всемирной торговой организации (ВТО). Правда, на момент вступления ВТО была не в лучшей форме после фактического провала Дохийского раунда переговоров.
Вхождение России в мир глобализации привело к росту торговли и инвестиций в Россию, а также способствовало росту экономики и благосостояния населения. В частности, в период с 2000 по 2013 год Россия переживала период экономического роста, который был во многом обусловлен ростом цен на нефть и газ. В это время Россия импортировала большое количество технологий и товаров из развитых стран, что позволило ей частично модернизировать свою экономику и повысить уровень жизни населения.
С другой стороны, глобализация также подорвала отечественную промышленность России, которая досталась ей в наследство от СССР. В 1990-е годы многие российские предприятия были приватизированы и оказались в руках российских олигархов или иностранных инвесторов. Зачастую они перепрофилировались, а оборудование распродавалось или утилизировалось, что вело к быстрой деиндустриализации (аналогичный процесс наблюдался и в США, но по другим причинам) и росту безработицы среди бывших индустриально-заводских рабочих.
Кроме того, Россия стала все больше зависеть от импортных товаров, запчастей и технологий (обратная сторона импорта). Это сделало страну уязвимой к внешним шокам и санкциям. Импортная составляющая в России явно была несбалансированной, так как предпочтение отдавалось импорту даже в тех случаях, когда Россия могла произвести что-то сама. Правда, после кризиса 98 года был временный всплеск в российском производстве, вызванный девальвацией рубля.
Санкции, введенные против России в 2014 году после присоединения Крыма к России, еще больше усугубили негативные последствия глобализации для российской экономики. Однако санкции выполнили и некоторую позитивную роль: они отчетливо показали все уязвимые точки, которые были связаны с импортом. По сути, санкции 14 года были своего рода школой для менеджеров российских предприятий, чтобы они могли поучиться работать в более закрытой экономике.
В ответ на санкции Россия запустила программу импортозамещения. Целью этой программы является снижение зависимости России от импорта и развитие отечественного производства в ключевых секторах промышленности. Правда, нужно иметь в виду, что импортозамещение является сложным и длительным процессом. Для его успешной реализации необходимо решить ряд проблем, таких как недостаток квалифицированных кадров, устаревшее оборудование и отсутствие инфраструктуры.
Тем не менее, импортозамещение может стать одним из ключевых факторов экономического развития России в будущем. Если оно окажется успешным, то оно позволит России снизить зависимость от внешних факторов и повысить устойчивость и конкурентность ее экономики.
Однако важно учитывать, что в современном мире (даже несмотря на некоторые тенденции к частичной деглобализации), самостоятельно произвести любые инвестиционные и потребительские товары невозможно. Поэтому России придется по возможности поддерживать экономико-технологические контакты с дружественными (а частично, возможно, со всеми остальными) странами. Скорее всего, так и происходит. И далеко не все контакты, в частности со странами Евросоюза были прекращены.
Кроме того, возможно, импортозамещение в научном смысле лучше называть реиндустриализацией. С течением времени, вероятно, если российская промышленность окрепнет, то она захочет выйти на экспортные рынки. В таком случае, лучше называть этот процесс не импортозамещением, а реиндустриализацией или промышленной модернизацией.
Важно еще учитывать то обстоятельство, что российская экономика сейчас работает в условиях достаточно острого геополитического конфликта между США и Китаем. Хотя США и заявляют, что они не разъединяются с Китаем, а просто смягчают риски, но очень похоже, что идет технологическое разделение двух стран. России надо иметь в виду, что у этого процесса будут определенные последствия, которые, скорее всего, приведут к усилению позиций таких стран как Индия, Вьетнам и др. И всячески поддерживать с ними отношения, в том числе в рамках БРИКС (если речь идет об Индии. с которой исторически существуют тесные связи). Следует даже в текущей ситуации максимально диверсифицировать внешние связи.
