Дети Великой Отечественной войны
Моя мама — ребёнок, чьё детство пришлось на военные годы.
В 1945 году семья проживала приблизительно в 500 км от западной границы СССР. Её мама, моя бабушка работала на почте, начальником которой был её муж, которому на тот момент было 28 лет — член Райкома Партии. В военных условиях перед ним стояла задача уничтожения корреспонденции.
Мама помнит большой костер во дворе почты и как жгли документы. Костёр ещё не догорел, а в город уже входили фашистские танки. Моя бабушка схватила в охапку дочерей, документы и, сама, не зная зачем, сорвала с окон шторы — толстые, суконные, бордового цвета, это почему -то ребенку запомнилось больше всего, что‑то в них покидала.
Ей было 24 года, детям, моей маме — 6 лет, её сестре 2 года.
Муж успел посадить её с детьми на последнюю подводу. С таким нехитрым скарбом и пришлось эвакуироваться. Отец мамы оставался до полного уничтожения документов, приказ был — нарушить связь, но связиста, который полез на столб, чтобы перерезать провода — убили фашисты. Эвакуироваться отец не успел, связь с ним была потеряна, о его судьбе узнали только в 1944, когда вернулись после изгнания фашистов.
Брат бабушки, Николай, ушел на фронт в первый же день, как объявили мобилизацию. Всю войну прошел связистом-телефонистом, гвардии рядовым и вернулся живой, но с хроническими заболеваниями, от последствий которых и умер уже в мирное время. Он был тихим, спокойным человеком, не кичился своими наградами. Первой наградой, медалью «За отвагу» — главной наградой рядовых, он был награждён 29 ноября 1943 года за самые тяжелые бои в составе 4-ой истребительной противотанковой артиллерийской бригады.
А в 1945 году, находясь в составе 144 Гвардейского Истребительно -противотанкового Краснознаменного артиллерийского полка награжден Орденом Красной Звезды.
3 апреля 1945 года он прислал маме открытку из Кенингсберга, где еще сохранялись очаги сопротивления. Война для него закончилась 31 мая 1945 года.
Остальная семья осталась в оккупации, об их судьбе узнали только после окончания войны.
Мама вспоминает: «Ведь даже по радио говорили, не берите ничего, через недельку вернётесь …Мы едем. Дорога проходила по холмам, а внизу стоят люди, дети и вслед нам смотрят, потому что они уехать не могут. Очень это было тяжело. Никакой официальной эвакуации не было». Подводой доехали до железнодорожного вокзала. А последний поезд уже ушёл. Поехали до следующей станции, там сели на товарный поезд. По дороге началась бомбёжка. Из воспоминаний мамы: «Поезд проезжал по насыпи, а внизу полянка и за ней лес. Милиция стала ходить по вагонам и всех выгонять, чтобы в лес бежали. А мама обняла нас и сказала: „Никуда я не пойду, умирать, так вместе". А в это время самолёт, снизился и стал расстреливать бегущих женщин и детей из пулемёта. Очень много людей погибло“. А поезд остался целым.
Приехали в Днепропетровскую область в какой-то колхоз, бабушка сразу устроилась то ли кассиром, то ли счетоводом. Там было спокойно, ждали, что скоро немцев отгонят. При колхозе был детский сад, куда отдали маму. Она до сих пор помнит песню, которую выучила в том детском саду: «Таня в садике своем целый день гуляла…». Песня на русском языке. При детском садике был сад, где дети поливали грядки, разучивали песни. Когда немцы стали подходить к Днепропетровской области, уже официально объявили массовую эвакуацию, дали транспорт.
Вывезли в Саратовскую область, в Красный Кут. Бабушка опять пошла работать на почту. Жили на квартире, хозяин которой вырабатывал кожу для тулупов. Голод жуткий, что такое соль — не знали. Рядом стояло Качинское лётное училище, которое эвакуировали в 1941 из Севастополя, в нём служил сын Сталина, Василий. Через него получали соль. Бабушка с ним была знакома, потому что почта была центром общения и все бабушку знали. Ведь всё шло через почту: их отделение связи разыскивало пропавших без вести бойцов, потерянных родственников.
Летом ели щи из лебеды, картошки не знали. Для конечной выделки кожу обрабатывали отрубями (т. к. соли не было) и хозяин приносил отруби, которые оставались после выделки овчины, они были ужасно вонючие, но из них пекли лепёшки, бабушка варила затируху. Мама рассказывает: «Я их есть не могла, меня сразу на рвоту, а бабушка чуть ли не с ремнем — ешь!».
Там мама по газетам сама научилась читать. Сестру отдали в детский сад, а мама сидела дома одна. Когда в садике ребёнок заболевал, его обед разрешали взять домой, и мама ходила с котелком за обедом сестры. На Новый год бабушка на товарном поезде уехала менять “тряпочки какие-то”, дети оставались дома одни. Бабушка привезла несколько картошек. «На Новый год у нас была картошка в мундире, это был праздник», — вспоминает мама.
Когда немцы стали подходить к Волге, боялись, что немцы из Республики немцев Поволжья поднимут восстание в поддержку фашистов и их стали выселять, а на их место переселяли эвакуированных. Переселили целый украинский колхоз, и бабушка с детьми тоже туда попала. Жили у какой- то колхозницы на квартире. Что запомнилось маме: «Уезжающим немцам дали вагоны, вывозили их нормально. Но что они оставили: — Заходим в дом, стоит огромный ларь, который весь заполнен пшеницей, которую они перед отъездом залили керосином. Во дворе была летняя кухня, где стояли банки с пшеницей тоже залитые керосином». Чтоб никому не досталось.
Это степные места, здесь печь топили кизяком (солома с навозом). «Как-то мы сидим дома, вспоминает мама, — и входит мужчина, высокий, огромный, как нам показалось, все испугались — мужчин давно не видели. Он говорит: „Здесь остался кизяк, Вы должны заплатить за него“, — это оказался хозяин дома, который должен был выехать. Потом он куда‑то делся".
Бабушка нашла в эвакуации свою сестру Тосю, которую разбил ревматизм, и она не могла ходить, а у неё тоже был ребёнок, и бабушка с детьми поехала к ней, чтобы ухаживать. Мама плохо помнит, но, кажется, это было в Рачейке Самарской области.
У т. Тоси муж был кадровый военный, её нормально эвакуировали и у неё был аттестат, по которому она получала продукты, стало попроще. Хозяйка дома работала в столовой, приносила иногда еду. «У хозяйки огородик был, а это уже была зима 1943 года и она запекала тыкву с огорода, и мы пили чай из самовара с запеченной тыквой, это было наслаждение», — вспоминает мама. Бабушка опять устроилась работать на почту, у неё были курсы телефонистов и телеграфистов и незаконченный сельхозтехникум. На почту приходили военные и иногда приносили какую- то еду.
Когда стали освобождать территории, бабушка послала запрос в Наркомат связи на разрешение вернуться в родные края, уже была весна 1944 года, запрос удовлетворили.
Приехали в родные края жаркой весной 1944 года. «Что нас ждет дома не знали, никаких сведений о родственниках не было», — вспоминает мама. На вокзале встретили подводу с кучером, который раньше работал с бабушкой. Он рассказал, что муж бабушки был в партизанском отряде, и их отряд вступил в ряды Красной Армии, его ранило, он остался без глаза и его комиссовали. Позже он работал в наркомате Украины.
В эвакуации мамина сестра переболела рахитом, а мама, ещё до войны, переболела скарлатиной, лечить не умели, и она оглохла на одно ухо. С возрастом и второе почти перестало слышать.
После войны ей тоже пришлось много ездить с родителями., т. к. отчим был офицером (у отца в части, куда он попал после партизанского отряда, образовалась новая, фронтовая семья). Сначала Брест — жили при лагере военнопленных. Пленные жили на огороженной территории, в палатках. Потом охрана, а на выходе из лагеря — палатки офицеров, которые проживали с семьями, в такой палатке и жила мама. Она помнит, как однажды отчим палкой убил в лесу зайца, их много развелось после войны. Прожили только лето, затем год на квартире в Лунинце (Белорусская ССР), там мама уже пошла в школу.
Потом отчима перевели в Берестовице (Белорусская ССР), где жили на железной дороге в теплушке, которая была разделена на 2 семьи.
До школы нужно было идти через лес несколько километров. Дети собирались вместе, брали спички и ножик — защита от волков, как они считали, и шли в школу.
Один раз мама по весне провалилась под лед. А в школе стояла печь, её сразу разули и на печи стали сушить обувь. Школа была белорусская, но русских детей учили по русским учебникам. Мама до сих пор помнит белорусские стихи (я уже потом нашла название: “Жаба Ў КАЛЯІНЕ”, это выражение до сих пор очень популярно в Беларуси, написал его Кондрат Крапива в 1927 году, суть стихотворения в том, что не попадайся лягушка в колею — раздавит), начало стихотворения:
Пагода — проста нібы дым,
У вёсцы рух, у вёсцы ўздым:
Упарта кліча сенажаць.
I ні старым, ні маладым
Тут некалі ляжаць…
и басню, которые учили в школе.
Ехаў Дзедка на кірмаш,
3 ім на возе — Баба.
Конік з выгляду — дарма,
Ды цягнуў ён слаба:
Меў не болей двух гадоў,
Як суседзі кажуць….
Суть басни: в учреждениях есть такие "бабы", что от их труда пользы мало, но сами не уйдут и давайте им скажем: Нам без вас полегче тут, Лучше -- просто слезьте!
Вот такие стихи учили в начальной школе в то время.
После демобилизации отчима уехали в Ленинабад к его родителям, позже мама жила в Вольске, Казани, Бийске, Самарканде и в 1967 году переехала в Тулу.
Мама моя до сих пор может не только стихи, которых помнит множество на разных языках рассказать, но и песню спеть и на русском и на украинском или белорусском, только память подводит, слова не все помнит.
15 апреля моей маме исполнилось 90 лет. Она живет одна в своей квартире, ни к кому переезжать не хочет. Сама стирает, готовит, обслуживает себя. Мама плохо слышит и плохо видит, у неё больные ноги и ей стало тяжело спускаться с третьего этажа.
Но в целом она молодец, очень позитивная, до сих пор остается душой компании, которая сложилась во время её последней работы. Служит «связующим звеном» с бывшими сотрудниками предприятия, где проработала до пенсии. Коллектив был очень дружный, многих, к сожалению, уже нет с нами.
В День 90-летия к ней домой пришли представители Администрации, подарили букет, подарки. Мама рассказала о своей работе химиком — ей довелось работать на заводе со взрывчатыми веществами, преподавать в институте, заниматься научной работой: есть два Авторских свидетельства. Мама — ветеран Труда.
Свой день рождения мама отметила дважды: дома с подругами и в ресторане с семьей.
Конечно, мы не оставляем свою мамочку. У неё две дочери, два зятя, два внука, внучка и правнук с правнучкой. Ей интересно жить, она интересуется не только нашими делами и делами своих подружек по работе, но и политическими новостями, городскими проблемами.
Многая лета моей маме и всем детям войны!
